Несломленная яблоня



Несломленная яблоня

В нашем семейном альбоме хранится пожелтевшая от времени фотография. На ней изображена молодая супружеская пара. Он и она – уроженцы Касторенского района Курской области. Молодожены шлют родным свой «Привет из Москвы» – так коротко был подписан снимок. Я мысленно повторяю эту фразу, пытаясь «прочесть» их взгляды. И в этот момент чувствую себя адресатом этого счастливого привета от моих, таких молодых и полных надежд, дедушки и бабушки. На снимке – Горловы Аристарх Игнатьевич и Мария Кирилловна.

Они жили и работали в Москве, где и поженились в сентябре 1939 года, а через год у них родился первенец – Михаил. Я знаю, что это короткое время моя бабушка Мария, имя которой ношу и я, была счастлива. Как страшный сон она вспоминала минувшие годы: раскулачивание своей семьи и последующий страшный голод, на глазах уносивший жизни близких людей. Казалось, что ничего ужаснее не случится. Но судьба готовила новые тяжелые испытания. Приближался июнь 1941 года.

Моя бабушка Маша с маленьким сыном гостила у родных в Курской области – там ее и настигло страшное известие о начале войны. Шла всеобщая мобилизация. Нужно было немедленно попасть в Москву – оттуда призывался на фронт мой дед Аристарх. Но на станции в Касторном поезда были переполнены, билеты не продавались. С маленьким сыном на руках она вышла на перрон. В одном из вагонов-теплушек отчаянье молодой женщины заметили. «Тебе куда, мать?» услышала голос. «В Москву!» сквозь слезы ответила она. Поезд уже медленно трогался, как чьи-то сильные солдатские руки подхватили ребенка из рук матери, а затем и ее саму подсадили в вагон. В сердце с новой силой разгорелся огонек надежды.

Дома на столе ее ждала короткая записка: «Маруся, я в военкомате. Успеешь – приходи. Твой Аристарх». Она чудом успела.

Мой дедушка Аристарх, прощаясь, просил ее ни при каких условиях не оставаться в Москве, а отправляться к его родителям на хутор Окоп Касторенского района Курской области. Именно там, в отчем доме, договорились встретиться после войны все пятеро братьев Горловых. Мой дедушка был средним из них. Горько осознавать, что живым в победном 1945 году вернется только один из братьев. Но в тот момент слез и прощания, в июне сорок первого, когда все еще были живы, Аристарх верил, что спасает жену и сына от войны в глубинке Курской области.

Моя бабушка Маша стала собираться в обратный путь. Но столице не хватало рук. На смену мобилизованным мужчинам приходили женщины – бабушку просили остаться в Москве. Ей предложили работу кондуктора трамвая, а маленького Мишу уже брали в ясельную группу детского сада. Но ослушаться мужа она не могла…

Так моя бабушка с сыном вновь оказались на станции в Касторном. Дальнейший путь лежал на хутор Окоп. А на краю соседнего села Мелавки, так близко, что рукой подать, стоял дом ее матери – Белозеровой Александры Ивановны. Места, наполненные и прекрасными и самыми тяжелыми воспоминаниями, должны были уберечь от войны. Но, увы… Края эти война не минула, не обошла…

4 июля 1942 года немецкие войска на долгие семь месяцев оккупировали Касторное и территорию района. Хутор Окоп заняли немцы. Они чувствовали себя хозяевами. Мирных жителей использовали как рабочую силу. Урожай с полей и огородов касторенской земли убирали на хранение в амбары и погреба для последующей поставки в Германию. Здесь также находились склады оружия и боеприпасов, немецкая военная техника.

Много воспоминаний об этом времени хранила моя бабушка. Рассказывала, как по ночам подкармливали партизан: оставляли корчажки с молоком и хлебом в установленном месте, а по утрам проверяли. Были рады-радешеньки, если молоко перелито, а в пустой корчажке записочка (что-то еще просят). Немцы преследовали партизан, выявляли и расстреливали радисток, выгоняли жителей из домов, отнимали продукты. Но такими были не все. Однажды бабушка поймала на себе взгляд молодого немца. В это время она занималась с маленьким Мишей. Немецкий солдат смотрел на них с большой грустью, а потом жестом попросил подойти. Он достал из кармана потертую фотографию: на снимке была молодая немка, которая держала на коленях сына. Немец виновато улыбнулся и протянул Мише конфету, а моей бабушке подарил кусок ароматного мыла.

Вскоре амбары и погреба стали освобождать. Картофелем были наполнены грузовые машины, подготовленные к отправке на железнодорожную станцию в Курбатово. Немцы поручили старосте хутора Окоп найти человека, который хорошо знает местность и будет указывать путь. «Маруська Горлова вас поведет!» – как приговор прозвучал голос старосты. Показывать фашистам дорогу означало лишь одно – ПРЕДАТЬ. Никто не ожидал от молодой женщины столь решительного ответа: «Нет! Не поведу!»

Дочь раскулаченного мельника, уже испытавшая на себе удары судьбы, она понимала, чем грозит ей подобный ответ. Горлову Марусю тут же объявили партизанкой и под конвоем привели к погребу, в который посадили ожидать до рассвета. Расстрел был назначен на утро.

Ночью мою бабушку никто не охранял, ведь немцы не могли предположить, что у хрупкой женщины хватит сил на то, чтобы выбраться. Было очень трудно, но она смогла. Расстрел не состоялся. Утром была объявлена тревога – искали сбежавшую «партизанку».

Две недели она скрывалась в кустарниках у торфяных оврагов, выбираясь по ночам к своему родному дому на краю села Мелавки. Ночью набиралась сил, а с рассветом уходила снова. Немцам не было известно, что Александра Ивановна Белозерова – мать сбежавшей «партизанки». И староста этот секрет не выдавал – в этом доме Марусю Горлову не искали. За молчание Александра Ивановна платила продуктами: яйцами или козьим молоком. Обыска в своем доме бедная женщина допустить не могла. Конечно же, она боялась за жизнь дочери, но была и другая причина: эти стены прикрывали деятельность молодой разведчицы-радистки. Когда и откуда она пришла, никто не знал. Но Александра Ивановна представила девушку как родственницу. В легенду поверили – эту радистку, одну из немногих, так и не выявили фашисты.

Недалеко от дома росла одинокая яблоня, под которой разведчица скрывала портативную радиостанцию. Когда-то здесь был целый сад, а рядом стояла ветряная мельница. В этом дворе трудилась большая и дружная семья Белозеровых. …От мельницы остался один белый камень, да и не было никакой вины у вырубленного сада. Но одна уцелевшая яблонька словно секретничала каждую ночь с молодой радисткой, становясь символом другого, не менее сурового, этапа истории для семьи «единоличницы» Александры Ивановны Белозеровой. Моя бабушка никогда не забывала ту ночь, когда разведчица прошептала ей: «Маруся, сегодня можешь не прятаться. Завтра утром наши будут здесь».

Стоит ли описывать события следующего дня?! «Началось страшное…» – одна фраза, за которой следовало тяжелое молчание. Воронежско-Касторенская наступательная операция была в разгаре. Мелавку и Окоп от немецких оккупантов освобождала 167 стрелковая дивизия 38 Армии Воронежского фронта.

Женщина-комиссар в длинном черном пальто с решительным настроем задавала один и тот же вопрос жителям освобожденного хутора: «Как вел себя староста?» Тяжелый пистолет нервно взлетал в ее руке. Молчали все, но нашелся смельчак, который поспешил сообщить, что на этот вопрос может подробно ответить Горлова Маруся.

Жена старосты, мать пятерых детей, примчалась к моей бабушке первая. «Маруся, не выдавай!» – в слезах просила она. Пронеслись слухи, что в освобожденных ранее селах «женщина-комиссарша» расстреливала старост, содействовавших немецким оккупантам. Конечно же, бабушка Маша ничего не рассказала.

Моя смелая, несломленная бабушка, Горлова Мария Кирилловна, не покорилась немецким оккупантам и, под угрозой собственной жизни, сорвала поставку грузовых машин с продовольствием на железнодорожную станцию. Достоин ли был этот подвиг награды?! Стоило ли о нем молчать тогда?! Думаю, что моя бабушка таких вопросов себе не задавала. Главной наградой для нее стали улыбки детей старосты, которые не потеряли отца.

«Счастливая ты, Маруська!» – не раз услышит моя бабушка эту фразу от своих овдовевших односельчанок, когда, пройдя все дороги войны, от Москвы до самого Берлина, вернется с Победой в родной дом мой дед Аристарх. У маленького Михаила появятся две сестренки: Валентина и Нина (моя мама).

Трагические судьбы братьев Горловых заслуживают отдельного повествования, в рамках этой истории стоит сказать о том, что в родительском доме их будут продолжать ждать, не веря официальным извещениям военкоматов, надеясь на чудо. Аристарх, единственный выживший сын на той страшной войне, не посмеет оставить стариков-родителей наедине с горем – возвращение в Москву не состоится.

Деду Аристарху – гвардии рядовому 74-й Гвардейской Нижнеднепровской ордена Богдана Хмельницкого стрелковой дивизии – было уготовано судьбой уцелеть на полях сражений, но все же погибнуть в открытом поле… 1 сентября 1951 года… во время сильной грозы от прямого удара молнии. Его младшей дочери Нине (моей маме) на тот момент не было и двух лет, но она помнит, как вместо игрушек, которых никогда не было в тяжелое послевоенное время, она играла отцовскими наградами: медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда» и маленькой звездочкой, которую очень любила, – это был знак «Гвардия».

Спустя годы бабушка Маша снова и снова будет рассказывать своим детям о том страшном времени, всегда одинаково начиная свое повествование: «Тогда все еще были живы…» До конца жизни будет переживать за судьбу радистки, предупредившей об освобождении села, которая исчезла так же внезапно, как и появилась; приводить своих детей к той самой одинокой яблоне, под которой выходила на связь молодая разведчица. К той самой несломленной яблоне…

Мария Сечина