В рамках проекта «Гордиться - значит знать» продолжаем цикл публикаций, в которых рассказываем о почетных гражданах Курска. И сегодня речь пойдёт о музыкальной гордости Соловьиного края.
Приближается 105-летие со дня рождения выдающегося русского композитора ХХ века Георгия Васильевича Свиридова – родился он 16 декабря (3 декабря по Юлианскому календарю) 1915 года в городе Фатеж Курской губернии. Прожил 82 года и умер 2 января 1998 года – на закате века.
Так получилось, что жизненный его путь почти совпал с Советской эпохой. В год великой революции – события, расколовшего единый русский организм на части, – будущему композитору 2 года. Почти ровесники. В силу младенческих лет Свиридов не мог делать осознанный выбор – как Рахманинов или Стравинский. Но выбор был предопределен его происхождением – сын вчерашних крестьян – почтового служащего и учительницы. А в 1919 году (Георгию – всего 4 года) занявшие Фатеж деникинцы убивают сторонника большевиков Василия Свиридова – и какой после этого может быть выбор?
Потому вполне органичным выглядит выраженное в творчестве отношение Свиридова к революции и всему, что с ней связано. Это и шедевральная «Патетическая оратория» на стихи Маяковского (1959), и «Ода Ленину» на стихи Р. Рождественского (1979), и музыка к фильму Бондарчука «Я видел рождение нового мира» (1982). Казалось бы, всё ясно, но…
В 2002 году в издательстве «Молодая гвардия» под названием «Музыка как судьба» были изданы дневниковые записи композитора 1972 – 1994 годов, где, в частности, говорится: «Истребление нации началось буквально на другой же день после злосчастного Октябрьского переворота». То есть – полный переворот в сознании! Да и не только отношение к революции, – дневники оказались наполнены множеством столь нелицеприятных суждений в адрес различных – общепризнанных! – авторитетов из области музыки и литературы, что привели читающую публику в шоковое состояние. Примерно тот же эффект, который в своё время «Выбранными местами из переписки с друзьями» произвёл Гоголь. А, пожалуй, и похлеще, поскольку своими суждениями Свиридов крушит стереотипы восприятия, вызывает разрыв шаблонов.
И закричали «караул!» – как, например, известный литературовед Ст. Расссадин в написанной для «Новой газеты» статье «Как опасен этот миф». Но все эти крики – от непонимания диалектической особенности человеческого восприятия. Дело в том, что человеку свойственно постигать не явления целиком, а лишь его грани и аспекты – а время бежит, и с его течением открываются другие грани – иной раз прямо противоположные тем, что были видны ранее. И это касается даже сравнительно несложных вещей и явлений, а что уж говорить о том клубке противоречий, который представляет из себя Русская революция. Кто там был прав, а кто виноват? Пожалуй, единственно верным будет мнение, что каждый по-своему прав, и каждый по-своему виноват.
Но дневники Свиридова ценны тем, что дают возможность понять сам смысл духовных исканий композитора, всю их глубину. Да, все эти вызвавшие переполох отрицательные суждения обуславливаются именно глубиной мысли.
Всю сложность эпохи Свиридов пронес в себе. Всю свою жизнь – в динамике – он взвешивал все за и против. Порой ему приходилось отрицать то, что ещё вчера казалось незыблемым – например, поэзию Маяковского и даже музыку учителя своего Шостаковича.
Происходило так оттого, что стремился он к целостности, всеохватности, и когда открывались новые грани, в которых был элемент ущербности, он на него реагировал и отвергал это явление как не содержащее в себе целого.
«Вся жизнь (видимая) – ложь, постоянная ложь. Все уже привыкли к этому. Мы живем, окруженные морем лжи. Дети и родители, мужья и жены, общества, континенты, целые народы живут в полной неправде. Отношения человеческие (видимые нами), государственные, деловые – ложь. Правда возникает лишь на особо большой глубине человеческих отношений, возникает редко и существует, как правило, короткий срок. Потому-то так ценна всякая правда, даже самая малая, т. е. касающаяся как бы малых дел. Правда существует в великом искусстве, но не во всяком искусстве, считающемся великим. В оценках (узаконенных как бы временем) тоже многое – неправда. Лживого искусства также очень много. Вот почему так воздействует искусство Рембрандта, Мусоргского, Шумана, Ван Гога, Достоевского, Шекспира и др. великих художников. Но не всё правда даже в этом великом искусстве, часто ее искажает, например, красота (эстетизм!), ремесленное начало искусства; например, у Баха много фальшивого, пустого искусства (фуги и др.). Есть неправда от позы художника, от самой неправды его души и от многих других причин». – Но зададимся вопросом: что же такое ложь, неправда? И ответим согласно очевидности: а это когда часть выдаётся за целое.
Именно цельность виделась ему (и не только) в таких фигурах как Ленин, Маяковский, в феномене революции как таковой, а затем – по мере отдаления от предмета – когда появлялась перспектива и он получал возможность видеть предмет или явление целиком, вместе с теми гранями, которые раньше видны не были, – он осознавал их неполноту, ущербность. Всё это – ранее почитаемое – оказывалось преходящим, временным, несущим в себе родовую печать разделённости, а стало быть, и болезни – потому и не могло его больше удовлетворить, вызывало разочарование, досаду.
А душа стремилась к исцелению, цельности. Но что может быть цельным и незыблемым в этом изменчивом мире? Возможно ли это в принципе? Да, возможно. Это Истина, чистый Дух, проявленный через национальную традицию. И потому незыблемой основой осталась для него Русь (Советская же эпоха – это лишь этап в её истории).
Самой судьбой ему было назначено быть музыкальным зеркалом именно советской эпохи. Но! С поиском того вневременного, что лежит глубоко в недрах, того, что составляет самую суть Руси. На его долю выпала миссия хранителя – остаться здесь, чтобы хранить и беречь русскую традицию. И неспроста первый музыкальный инструмент, которым он овладел – балалайка. Символ Руси, России. Вроде бы незамысловатый, примитивный, но… видели, что на нём вытворяет сегодня Алексей Архиповский?
Миф России, который Рассадину видится опасным, для Свиридова был необходим как точка опоры. Его не устраивала опора на Запад, на «Священные камни Европы». Возможно, потому он не боготворил, как то принято, Баха, потому что ему претило само чувство западопоклонства. На бессознательном уровне. И подчинение русской культуры западной он тоже не признавал – чем и объясняется радикальность его дневников.
«Возврат к национальной традиции, не только в смысле интонационного языка, но и по существу, в смысле нравственно-этического содержания – вот истинное, новизна для нашего времени».
Он искал целое и хотел найти его в глубинах русской традиции. Но не в красивостях сказочных – как у Римского-Корсакова, тем более, не в имитациях, на его взгляд, Прокофьева и Стравинского, – а в духовности, чистом духе, который, как он считал, присутствует у Мусоргского:
«У Чайковского в музыке на первом месте чувствительный элемент, у Баха элемент рационализма (рационалистический элемент). В Моцарте можно отметить гармонию, можно говорить о гармонии между элементом чувствительным и элементом рациональным. В Мусоргском же больше, чем в ком бы то ни было из композиторов новейшего времени, преобладает элемент духовный. Одной из основных тем его творчества, одной из основных проблем, его занимавших – была тема смерти, понимавшейся им как избавление, исцеление, покой, если можно сказать, обретение некоей гармонии. В этом смысле, как и во многом другом, Мусоргский наследник Сократа, Платона, Софокла, т.е. духа греков и совсем не европейцев».
Вот этот чистый дух и определял творческий, а стало быть и жизненный поиск Свиридова, воплотившись во многих его зрелых произведениях, но прежде всего – в кристально чистом виде! – в небольшой пьесе из музыки к спектаклю «Царь Федор Иоаннович». Называется она «Святая любовь» и содержит в себе высшую духовную гармонию, постижение тайны смерти, Фаворский свет исихастов, неразделенное целое.
«О главном для меня. Художник призван служить, по мере своих сил, раскрытию Истины Мира. В синтезе Музыки и Слова может быть заключена эта истина. Музыка – искусство бессознательного. Я отрицаю за Музыкой – Мысль, тем более какую-либо Философию. То, что в музыкальных кругах называется Философией, есть не более, чем Рационализм и диктуемая им условность (способ) движения музыкальной материи. Этот Рационализм и почитается в малом круге людей Философией. На своих волнах (бессознательного) она <музыка> несет Слово и раскрывает сокровенный тайный смысл этого Слова. Слово же несет в себе Мысль о Мире (ибо оно предназначено для выражения Мысли). Музыка же несет Чувство, Ощущение, Душу Мира. Вместе они образуют Истину Мира. Рациональное выражается через Волю. Бессознательное – через Откровение».
Олег Качмарский
