Это было летом сорок второго года в боях за город Ржев. От Москвы мы врага отогнали, но Ржев так и не смогли взять. Немцы называли этот город краеугольным камнем войны на востоке, ключом к Москве, потому всеми силами держались за него, как за плацдарм для нового прыжка на столицу. А мы бились за Ржев тоже изо всех сил, чтобы обезопасить ее
Наша 52-я стрелковая дивизия наступала на Ржев с севера, прямо в лоб городу. За пять месяцев ожесточенных боев мы продвинулись вперед всего на пять километров, заняли две деревни и несколько кварталов города.
Командир нашей третьей батареи 1028-го артиллерийского полка старший лейтенант Чернявский, офицер запаса из инженеров, был в свои сорок лет очень грамотным и опытным воином. Наблюдая в стереотрубу с двадцатикратным увеличением за немецкими позициями, он по малейшим признакам отыскивал в их обороне наблюдательные пункты высоких начальников. Затем, командуя по телефону, точным огнем своей батареи уничтожал эти пункты вместе с находившимся в них командованием.
А я, его заместитель, бывший студент-математик, лейтенант Михин, с орудиями и боевыми расчетами находился в двух километрах позади него, где-нибудь за леском или за пригорком. Так, чтобы немцы не видели наши орудия и нас. Отсюда с помощью оптических приборов мы направляли орудия в цель и бросали свои тяжелые снаряды через горы и леса на головы немецких фашистов.
Немцы так обозлились на нас, что решили во что бы то ни стало разыскать наблюдательный пункт и огневую позицию нашей батареи и уничтожить их. Но своими силами сделать это они никак не могли, не хватало у них фронтового мастерства. Мы почти каждую ночь меняли свое расположение, и немцы бомбили пустые места, которые оставались после нашего убытия. Тогда они собрали со своего фронта самых опытных артиллеристов, летчиков-наблюдателей и летчиков-бомбардиров, чтобы с их помощью разыскать и уничтожить нас.
Смена мест огневых позиций стоила нам большого труда. Нелегко за ночь отрыть громадные окопы для гаубиц, перенацелить орудия на немецкие позиции, замаскировать их орудия на новом месте, а днем каждую минуту быть готовыми открыть огонь по врагу из гаубиц. Но труд этот был не напрасен, он спасал нам жизни и, в радость нам, уничтожал противника.
Но и враг не дремал. Благодаря мастерству и отличной сноровке прибывшие сюда с других участков фронта немцы вполне сумеют за одно утро и разведать наше расположение, и разбомбить нас.
Только мы перед рассветом, обустроившись на новом месте, вздохнули и стали готовиться к завтраку, как в небе появилась «рама» - даух, фюзеляжный немецкий самолет-разведчик, которого мы прозвали «старшиной» за его досужливость, как у нашего старшины. Скорее всего, на этом самолете был и более опытный экипаж, который с низкой высоты стал тщательно «утюжить» поляну, на которой расположилась наша огневая позиция.
- Не боится со своим бронированным брюхом так опускаться, знает, что у нас зениток здесь нет, а пулеметы его не берут, - со знанием дела оценил действия фашистского самолета командир второго взвода лейтенант Ощепков.
А разведчик поднялся выше и прошелся над нами.
- И сфотографировал нас, - добавил я, оценив действия фашиста.
Замысел врага мы поняли; у них все готово, чтобы разбомбить нашу батарею.
И разбомбят, если успеют сделать это днем, ночью-то мы смоемся отсюда.
Наши рассуждения прервал громкий голос дежурного телефониста:
- По местам! - повторил он команду командира батареи с наблюдательного пункта.
Орудийные расчеты со всех ног бросились к своим орудиям.
- По пулемету, - продолжил передачу команды телефонист, - цель - блиндаж, правее ноль тридцать, прицел восемь шесть…
И закипела боевая работа огневиков. Немецкий пулемет был уничтожен, Чернявский поблагодарил орудийные расчеты за точную стрельбу. А старшина батареи Макуха тут как тут, объявил солдатам о начале завтрака.
Я, как всегда, расположился завтракать с расчетом первого пристрелочного орудия. Сидим между станинами гаубицы, котелки на коленях, молча кушаем. И вдруг со страшным ревом на нас из-за леска спикировал немецкий самолет-бомбардировщик. Он сбросил четыре бомбы, каждая из которых со свистом воткнулась точно под правое колесо каждой из гаубиц. А самолет тут же круто взмыл вверх и исчез из вида.
Наша бомба врезалась в грунт с такой силой, что земля вздыбилась, и мы вместе с котелками подскочили вверх.
- Ложись! – тут же скомандовал я солдатам и сам тоже бросился на дно орудийного окопа. Секунду жду взрыва, но его не последовало.
- Замедленный взрыватель, - успел подумать я, - от него не успеешь убежать. Но и в последующие секунды взрыва не было. И я дал команду:
- Быстро всем в ровики!
Сам я тоже оказался в ближайшем укрытии, но отношения с бомбой еще не окончились, и еще пару секунд я ждал взрыва, которого так и не было.
Я подошел к отверстию в грунте, которое оставила после себя бомба.
В это время последовали доклады от пришедших в себя командиров остальных орудий. Их гостинцы тоже ушли в землю около правых колес орудий. Маленьким зеркальцем для бритья я пустил луч солнца в пробитую дыру. В семидесяти сантиметрах от края отверстия виднелась вода. Двухметровая стокилограммовая бомба скрылась в болотистом грунте.
Собрав тридцать огневиков в окоп первого орудия, я поздравил их с подаренной каждому из нас жизнью от далеких сборщиков взрывателей бомб на военных заводах порабощенных Гитлером стран Европы. И поблагодарил наших друзей за смелость и щедрость, цена которой - их жизнь.
Я читал в газетах, как немецкие охранники обыскивают выходящих с завода после работы рабочих и тут же расстреливают тех из них, у кого находят в кармане не поставленную во взрыватель детальку.
Вскоре меня назначили командовать взводом управления вместо погибшего лейтенанта, и я ушел на передовую к командиру батареи. Но и там меня подстерег не менее страшный подвох.
Обескураженные неудачей, немцы решили с помощью пришлых с других участков фронта артиллеристов разыскать и уничтожить наблюдательный пункт нашей батареи. Те умельцы сопоставили время точной стрельбы нашей батареи с активностью вращения объективов стереотруб на нашей стороне. И отыскали наш прибор. Произвели пристрелку этой стереотрубы и расположенного позади нее блиндажика у траншеи. Это был мой блиндаж размерами 1,7 х 1,4 квадратного метра. Когда немецкий артиллерист перешел на поражение, я с тремя разведчиками и связистами спрятался от осколков в этом укрытии. Мы с молоденьким связистом сидели на левом лежаке, а двое разведчиков – на правом. Снаряды рвались вокруг нашего убежища, но один из них упал в метре позади меня и не взорвался. Испуганный связист-мальчишка прижался ко мне (он сидел справа от меня) и сунул мне под мышку свою ладонь. Ладонь высунулась, и я в полутьме с удивлением увидел на его пальцах небольшую консервную баночку. А когда один из снарядов снес угол крыши блиндажа, луч солнца осветил ладонь, и я к ужасу своему увидел на месте баночки алюминиевый взрыватель 75-миллиметрового снаряда.
- Марш из блиндажа, у меня снаряд под мышкой! – рявкнул я солдатам, и они мигом выкатились из убежища. Осторожно приподняв руку со снаряда, я выскочил в траншею.
Подождав секунд десять, я от любопытства заглянул на мгновение в блиндаж. Из стенки, что была у меня за спиной, на две трети своей длины вниз под углом торчал снаряд.
Больше мы в то убежище не заглядывали. Тогда этот случай казался нам рядовым происшествием, и мы забыли о нем. Только в шестидесятых годах я однажды рассказал об этом своим суворовцам.
Петр Михин
