В год российского кино, вспоминая фильмы, связанные с курским краем, нельзя пройти мимо экранизаций произведений местных авторов. Таких как Евгений Носов, Константин Воробьев, Владимир Детков. Красное вино Победы, Родник, Цыганское счастье по Носову, Люблю. Жду. Лена по Деткову.
Не повезло в этом смысле, то есть с кинематографическим воплощением, Воробьеву. По его произведениям снято два фильма: в 1983 году на Московской киностудии имени Горького режиссером Алексеем Салтыковым Экзамен на бессмертие, а в 1990 году на Киевской киностудии имени Довженко Это мы, Господи! Александра Итыгилова. Это вроде бы и немало, вот только качество оставляет желать лучшего.
В этой связи вырисовывается интересный парадокс. С одной стороны тема Великой Отечественной войны является центральной в советском кинематографе. Сколько разнообразных шедевров о войне было снято в разные годы! Достаточно вспомнить созданные непосредственно в военное время Два бойца Леонида Лукова (1943) и В 6 часов вечера после войны Ивана Пырьева (1944). А дальше: Летят журавли Михаила Калатозова (1957), Баллада о солдате Григория Чухрая (1959), Отец солдата Резо Чхеидзе (1964), В бой идут одни старики Леонида Быкова (1973). Наверняка не было советского человека, который не видел бы телесериала 17 мгновений весны Татьяны Лиозновой (1973) или киноэпопеи Освобождение Юрия Озерова (1969-1972) фильм первый Огненная дуга посвящен, кстати, Курской битве. Ну и, наконец, последнее советское десятилетие было отмечено шедевральной работой Элема Климова Иди и смотри (1985).
С другой стороны, уроженец села Нижний Реутец Обоянского (а ныне Медвенского) района Курского области Константин Воробьев автор, пишущий о войне. Причем и это общепризнанно автор талантливый. И жизнь его пришлась аккурат на советскую эпоху (умер в 1975), когда эта тема была больше всего востребована. И он вовсе не диссидент как Гроссман или Солженицын.
И потому, казалось бы, должен ложиться на кинопленку легко и в больших количествах. Как, например, Константин Симонов, Юрий Бондарев, Василь Быков или Борис Васильев. Однако всего две экранизации, да и те состоялись лишь после смерти автора. Так в чем же здесь дело?
Экзамен на бессмертие
Итак, первая постановка это Экзамен на бессмертие, в основу которого легли две повести Константина Воробьева Убиты под Москвой и Крик.
Первая повествует о роте кремлевских курсантов под командой капитана Рюмина, направленной в ноябре 41-го на оборону Москвы. Это был период перед контрнаступлением советских войск, нашей первой крупной победой. Однако этому успеху предшествовал прорыв немцами фронта, в результате чего курсантская рота попала в окружение и почти полностью погибла. Заканчивается повесть на том, как оставшийся в живых лейтенант Ястребов, уничтожив вражеский танк с помощью бутылки с бензином, бредет на соединение со своими.
Было тихо и сумрачно. Далеко впереди беззвучно и медленно в небо тянулись от земли огненные трассы, и Алексей шел к ним.
Он ни о чем отчетливо не думал, потому что им владело одновременно несколько чувств, одинаково равных по силе, оторопелое удивление перед тем, чему он был свидетелем в эти пять дней, и тайная радость оттого, что остался жив; желание как можно скорее увидеть своих и безотчетная боязнь этой встречи; горе, голод, усталость и ребяческая обида на то, что никто не видел, как он сжег танк…
Вторая повесть Крик тематически как бы о том же. Рота главного героя повести 20-летнего младшего лейтенанта Сергея Воронова держит оборону под Москвой.
В расположенной рядом деревне Сергей знакомится с кладовщицей Маринкой, в которую влюбляется и решает на ней жениться. Однако планам влюбленных не суждено сбыться: во время разведки боем Воронова контузит, и он попадает в немецкий плен.
Казалось бы, весьма сходные повести, и объединить их в одном фильме, на первый взгляд, решение вполне логичное. Однако то, что получилось в результате, вызывает, увы, равнодушие, а также обиду за Воробьева. Потому как это анти-Воробьев, тотальная бутафория, полное непопадание в первоисточник, в его внутреннее звучание.
Почему так получилось? На поверку повести оказались несоединимыми. Вообще, Убиты под Москвой это отдельный мир, закрытое пространство, причем с полным отсутствием лирики. Однако и в Крике у Воробьева лирика приглушенная. Это вообще автор скрытого звучания, он весь внутри, в глубинах, в недрах, откуда и доносится тот самый крик трагичной нереализованности.
Здесь же в фильме Салтыкова лирический, а местами даже и юмористический элемент выведен на передний план. То, что у художников называется подача открытыми красками без примесей, без полутонов. Особенно наглядно проявилось это в образе Маринки в исполнении Дарьи Михайловой она похожа не на реальную деревенскую кладовщицу, а на лубочную красавицу из русских сказок.
А когда видим невесть откуда взявшуюся (и потом так же бесследно исчезнувшую) фронтовую жену капитана Рюмина единственное, что остается сказать: ну это все, приплыли!
Но помимо субъективных, есть также и вполне объективные причины неудачи фильма Салтыкова. Дело в том, что военная проза Константина Воробьева это больше о поражениях, чем о победах.
А для начала 80-х это было никак не созвучно оттого и полная режиссерская беспомощность.
Это мы, Господи!
Вообще-то под этим названием в наследии Константина Воробьева значится автобиографическая повесть, написанная им еще в 1943 году во время пребывания в партизанском отряде. В ней а закончена только первая часть рассказывается о мытарствах автора в немецком плену. Но в основу осуществленной в 1990 году второй экранизации Воробьева легло вовсе не это произведение, а опять-таки Убиты под Москвой.
Поставленный на Киевской киностудии имени Довженко фильм Это мы, Господи! с подзаголовком Ястребов стал последней работой Александра Итыгилова, бурята по происхождению, заслуженного деятеля искусств Украинской ССР. Начинал он как оператор, среди его работ имевший всесоюзную популярность телесериал Как закалялась сталь (1975). С 1980 года выступает уже в амплуа режиссера-постановщика в тематически столь разнообразных картинах как Если можешь, прости, Обвиняется свадьба, Смиренное кладбище. В 1986 году Александр Итыгилов участвует в съемках на Чернобыльской АЭС, где получает сильную дозу радиации, в результате чего умирает сразу после создания фильма Это мы, Господи!. В своей последней ленте он не только режиссер, но и оператор.
Пересматривая эту работу сегодня, обращаешь внимание, прежде всего на полное отсутствие пафоса, что вполне закономерно для конца 80-х времени крушения Советского Союза. Но вместе с пафосом исчезла также энергия, придававшая общий смысл изображенному в фильме действу. Героика советских лет выветрилась, а новой энергии не оказалось, в результате чего всё происходящее стало выглядеть абсолютно бессмысленным.
Это не могло не сказаться и на художественном уровне фильма. Нельзя сказать, что это такой же провал, как картина 1983 года, но… нет в нем внутреннего нерва, на котором держится все остальное. Таковым может показаться образ капитана Рюмина в блестящем исполнении Владимира Ивашова. Да-да, того самого, что сыграл когда-то Алешу Скворцова в великом фильме Баллада о солдате. Вытягивает он и последний фильм Итыгилова, но когда сыгранный им персонаж совершает самоубийство, рушится как бы и весь связанный с ним мир. И остается полная бессмысленность прошлого и безнадега настоящего.
И хоть озаглавлен фильм Ястребов, однако нет здесь и намека на преемственность, поскольку заканчивается он пленением лейтенанта Ястребова. На том основании, что и сам Воробьев был пленен. Но повесть-то, по которой поставлен фильм, заканчивается по-другому. И при всем трагизме, при всех поражениях у Воробьева никогда не утрачивается общий смысл продолжения жизни. Если есть у него плен, то есть и побег из плена, и участие в партизанском отряде, и общая на всех победа. У Итыгилова же общий на всех плен, что весьма символически прочитывается для 1990 года.
Таким образом, это опять-таки анти-Воробьев. Там, где Воробьев чист и ясен, Итыгилов замутнен и бессмыслен. Перед самострелом капитан Рюмин говорит: Мерзавец! Это все нам было показано ещё в Испании! Негодяй! За это нас нельзя простить. Никогда! Что означают эти слова, исходя из фильма, совершенно непонятно. В контексте же повести всё ясно, поскольку перед этим капитан наблюдал воздушный бой, в котором четыре немецких мессершмитта сбивают тройку советских ястребков. Капитан, таким образом, приходит к необходимости харакири.
Воробьев писатель непосредственный. Он не подгоняет свои произведения под изначально сформулированную идею или концепцию как, например, Виктор Астафьев в романе Прокляты и убиты. Не мудрствуя лукаво, он стремится передать то, что пережил лично сам. Но несмотря на то, что описывает он события вовсе не победоносные из-за чего и не вписывался в советский кинематограф главное в его произведениях это все же неистребимая жизненная энергия.
Да, капитан подобно самураю, убивает себя, но жизнь на этом не заканчивается. И реальный воробьевский Ястребов, принимая эстафету, говорит буквально следующее: Ничего, товарищ капитан! Мы их, гадов, всех потом, как вчера ночью! Мы их… пускай только… Они еще не так заблюют!.. У нас еще Урал и Сибирь есть, забыли, что ли! Ничего!..
Вот в этих словах и заключен главный нерв воробьевской военной прозы, так и не разгаданной его кинопостановщиками.
Олег Качмарский
